Жил-был художник один...

Трудовая Черниковка в Великую Отечественную была одета в мрачные цвета. Черные клубы дыма заводских труб, изъеденные ржавчиной брезентовые робы, серые бараки. Всю войну проработавшая в круглосуточном режиме на нефтепереработке, света белого не видавшая в ночных сменах, вытянувшая жилы ради Победы, спутница Уфы соскучилась по краскам мирной жизни.

Из того малого, о чем ведали и беззлобно-независтно судачили про Владимира Майтова среди местных художников, частенько собиравшихся у кого-нибудь в мастерской, чаще всего – у Александра Бурзянцева или в подсобке оформителей сортопрокатного завода – правдой было всё.

Чуйского тракта на Алтай в 30-е годы еще не было. Это потом лучших его шоферов на фронт забрали в автомобильные войска. А Федор Григорьевич и Лукерья Артемьевна Майтовы несколько месяцев на подводах тащились от Базилевки к месту ссылки в деревню Усяты, под Прокопьевск Кемеровской области. Их семью, державшую близ Уфы скотобойню, репрессировали по известной статье.

Просторный дом, некогда принадлежавший зажиточным трудягам Майтовым, вскоре разобрали по бревнам и перевезли в Шакшу, под вокзальное помещение приспособили. Ссыльным же с детьми на руках на новом месте поначалу и на землянку рассчитывать не приходилось.

За сломаную свою судьбу и полуголодное существование Майтовы не роптали, Бога не гневили. О возвращении в Башкирию мечтой себя не тешили. Как и многие вынужденные переселенцы, зубами вцепились в новую жизнь, стали обустраиваться. Благо что рукастые, трудолюбивые были, да и Алтай – край благодатный, природа могучая. Места красивые полюбились, с работой уладилось.

Вышло так, что в войну 18-летнему Володе вся страна открылась. Сначала короткий курс молодого бойца – и в пекло Курско-Орловской операции. При освобождении деревни Новозыбково, что под Белой Церковью, Майтова настигла вражеская пуля. В госпитале города Тамбова, чуть подлечившись, он раздобыл кисти и краски. Расписал алтайскими пейзажами унылые, прокуренные и убитые тоской стены палат. Раненые изумлялись, врачи одобряли арт-терапию, способствующую успешному выздоровлению.

Кстати, в 1944-м на фронтах уже действовал приказ – беречь золотые руки художников, музыкантов, золотые голоса артистов. Майтова как раз отправили на формирование в Борисоглебск, где ему с ходу поручили написать большой портрет И. В. Сталина. Владимир Федорович вспоминал, что эту ответственную работу он воспринял как призыв к штыковой атаке:

Воинское начальство не нашло в работе художника-любителя Майтова несоответствия образу Генералиссимуса. Портрет установили на фронтоне железнодорожной станции Борисоглебск, откуда, отдавая честь вождю, колоннами повзводно и поротно к вагонам маршировали бойцы, отправлявшиеся на фронт.

К концу войны в комендатуре Кремля создали художественно-оформительскую структуру. В Москву, по протекции боевого генерала, у которого Майтов некоторое время служил ординарцем, и попал наш земляк. Величественная столица, пропуск с грифом СМЕРШа, добротные материалы, шикарные краски – какому художнику-профессионалу такое счастье голову не вскружит? Только не Майтову! До 1947 года Владимир Федорович прослужил в комендатуре. Поднаторел в мастерстве, набил руку. С этим багажом и вернулся в Прокопьевск. Фронтовики тогда быстро делали карьеру в сфере идеологии. Секретаря комскомитета шахты «Зиминка» Владимира Майтова вскоре приняли в ряды КПСС.

К слову сказать, зарабатывали шахтеры хорошо, комсомольские взносы, соответственно, были не копеечные. Из-за них в 1952 году у Майтова и вышел скандал. Квиток в высоких кабинетах затерялся. Подсуетился лжесвидетель. Товарищеский суд был скорым. Якобы за присвоение денег ввалили комсомольскому вожаку по-полной. Из партии исключили.

Глава семьи Федор Григорьевич тем годом все-таки решился предпринять попытку возврата в Башкирию. Съездил в Уфу, добился реабилитации, выправил документы и в конце 50-х перевез своих на Родину. Опять неустроенность, бедность, трудности с жильем и работой. Кстати, можно было бы обратиться за помощью к влиятельному родственнику – Василий Артемьевич Еремеев (родной брат Лукерьи Артемьевны) занимал пост секретаря горкома КПСС Советского района Уфы. Да и шахтерская правда к тому времени восторжествовала (нашлась злополучная расписка о сдаче взносов), но Владимир Майтов не стал ворошить прошлое. Он утаил от дяди комсомольско-партийный конфликт и предпочел громким разборкам краски и холсты.

Владимир Федорович устроился на скромную должность коменданта общежития 417-го завода, спустя время квартиру ему дали. Наконец-то смог порадовать родителей, но те благ коммунальных не заценили. Выхлопотали участок в окрестностях Черниковки, в Лопатино, и на старости лет затеяли строительство дома.

Поднимались ввысь деревца в парках, рдели первые кисти на молодых рябинках. Родная Черниковка оживала, обретала новые краски. Владимир Федорович верил: где-то в этом пространстве живет девушка его мечты. Русоволосая, ясноглазая, необыкновенная...

В один летний денек вблизи ДК Строителей он и встретил на улице свою Людочку, застывшую перед плакатом «Все на стадион!». Миниатюрную, как фарфоровая японская куколка, трогательную, необыкновенную...

Сельская девчонка из-под Благовещенска, в 60-х приехавшая в Уфу после педучилища, преподавала начальный курс в школе № 15. Жила у тети практически по соседству с ним. Ничего не понимая в планшетах и стендах, добровольно вызвалась оформлять школьный музей. Ходила по Черниковке, любовалась красочными вывесками магазинов, подсматривала шрифты.

Бравый мужчина, похоже, шутил, назвавшись автором разнообразных уличных художественных элементов. Людочка смутилась, но сердце ей подсказало: если он и вправду художник, вот он меня и научит! Робко перешагнула порог мастерской. Вдохнула терпкие ароматы красок, подержала в руках инструменты, кисти размером со швабру. Невольно поймала на себе лучистый взгляд хозяина и решила:

– Напрошусь в подмастерья!

Добрый Владимир Федорович согласился провести художественный ликбез. В следующий визит на Людочку был нацеплен забрызганный всеми цветами радуги огромный фартук: началась творческая учеба. Однажды, извинившись, новый знакомый на минутку вышел. Вернулся с сюрпризом – веткой рябины, прятавшей в листьях нежные ягоды: «Будет наш талисман!».

Людмила оказалась невероятно способной и в той же степени настырной. Майтов с радостью посвящал очаровашке-подмастерью все свободное время, а девушка вытряхивала из него все новые и новые мастер-классы. Через полгода она сделала головокружительный взлет: ее пригласили художником-оформителем в ДК Строителей и на полставки в ДК Химиков. Над заказами Владимир и Людмила отныне стали работать в четыре руки.

Не одну последующую весну черниковские аллеи расцветали белыми виньетками рябины. Не раз по осени влюбленные приносили в мастерскую (теперь уже общую) охапки коралловых гроздьев и составляли оригинальные композиции. Наконец девушка согласилась быть представленной Майтовым-старшим.

Лукерья Артемьевна так и всплеснула руками:

– Батюшки-святы, Володя, она ж тебе в дочери годится...

В семье мужа Людмилу окружили теплом и вниманием. Ни взгляда косого, ни вопроса лишнего. Угодила невестка Майтовым – проворная, веселая, рукодельница знатная – и шьет, и вяжет, и с огородом управляется, а главное – Володю любит. Счастливый сын на нее не надышится, даже помолодел. Красивая пара вышла.

На Кремлевские встречи однополчан Владимир Федорович до 1969 года не ездил. Отговаривался срочной работой. А как поженились с Людмилой, так в первый же сбор предстал перед фронтовыми друзьями под руку с красавицей женой. Товарищи, не скрывая мужского восхищения, ахнули – вот это трофей! Владимир Федорович гордился своей Людочкой. Баловал, радовал. Найти хорошую жену, говорил, всякий может, а достойную талантливую соратницу – великая удача.

– Сам слепил меня из того, что было, – рассуждает Людмила Николаевна. – Повезло мне с мужем: всему, что умел, научил. Уфимские художники признавали за ним первенство в оформлении. Глаз-алмаз имел Майтов, трафаретами не пользовался, любой шрифт от руки рисовал. Бывало, идут люди на киносеанс в ДК Химиков и по афишам узнают его почерк. В Стройтресте № 3, казалось бы – в скучной промзоне – всю наружку и внутрянку он замечательно преобразил! Мы с ним брали первые места в городских и республиканских конкурсах, даже за оформление санатория «Юг» в Сочи первое место завоевали! В Москву на День Победы регулярно ездили. Всю столицу обошли, всем мемориалам поклонились.

Л. Н. Майтова с работой своих учеников

Супруги Майтовы прожили вместе более 24 лет. Клубные творческие объединения при ДК Химиков, благотворительные выставки, персональные вернисажи в лучших городских галереях, поездки на пленэры, присвоение Владимиру Федоровичу звания Заслуженного работника культуры Республики Башкортостан – все у них было на двоих. Майтову дали небольшую ветеранскую квартиру, которую они с женой любовно оформили как семейный художественный музей. Сетами расположены по стенам полотна хозяина, вышивки хозяйки. Диваны и кресла декорированы искусными покрывалами и подушками, выполненными в лоскутной технике. Их она шьет десятками, одаривает друзей и родных.

На среднем визуальном уровне – поделки учеников коррекционной школы, где трудилась Людмила Николаевна. Ребята восприимчивы к естественным краскам природы, считает она. Осенние мотивы, рябиновые сюжеты оказались самыми популярными в детских работах.

Фото автора и из архива семьи Майтовых.