«Зулейха открывает глаза» – история о национальном и общечеловеческом

– Вы были на показе спектакля Башкирского театра в Москве, узнали ли в сценических героях своих?

– Да, конечно, я узнаю своих героев. И Римма Кагарманова – такая маленькая, хрупкая, совершенно – Зулейха. И Муртаза, и Упыриха... Прекрасные образы. И, что для меня было очень важно, Айрат Абушахманов родил столько интересных режиссерских решений, которые обогатили материал!

– Советовался ли режиссер с Вами, готовя постановку?

– Да, мы с Айратом общались, обсуждали какие-то ключевые моменты спектакля, которые касались, например, линии Зулейхи. Но в целом Айрат работал сам. И я старалась не довлеть, чтобы не сбить его режиссерский взгляд, чтобы он чувствовал себя совершенно свободным. Больше того, мне очень хотелось, чтобы спектакль родился, а это означает, что нужно никоим образом не пытаться влиять на то, что получается. Поэтому я только помогала. По запросу.

– А есть ли что-то, с чем Вы в постановке не согласны?

– Нет. Для меня принципиально, чтобы главные смыслы, заложенные в романе, повторились, нашли отражение в спектакле. Показать, с одной стороны, историю женщины и, с другой, – трагедию раскулачивания. И это сделано в спектакле так, как я себе и представляла. Образ «щепок», которые летят, когда «рубят лес», несомненно, – главный в спектакле. Дела в картонных папках, которые растут, заполняют собой всю сцену, заслоняют собою все происходящее, – это именно то, о чем мне хотелось рассказать. Образ «дел» есть у меня и во втором романе «Дети мои». Так что в основных вещах мы сошлись. То, что в книге занимало многие страницы, месяцы, годы, на сцене иногда занимает пару секунд. Вначале у Айрата была идея сделать спектакль многочасовым, может, даже разбитым на два вечера. Но потом было принято решение спектакль «сконцентрировать», сжать в три часа. Сценическое уплотнение событий, длившихся в книге 16 лет, при первом просмотре меня, конечно, обескуражило. Но это эффект сцены!

– Чем обусловлен выбор исполнительницы главной роли Риммы Кагармановой на номинацию в фестивале «Золотая маска»?

– Для меня она – прекрасная Зулейха. Крошечная, с огромными глазами, хрупкая, нежная и такая… татаро-башкирская. В ней есть такая мягкость, которую сложно сыграть. Римма просто замечательная актриса, я буду счастлива, если ее игру оценят. И если даже не оценят. Самое важное, что спектакль состоялся, получилась эпическая постановка. Есть и другой подход. Например, в Екатеринбурге, в «Центре современной драматургии» идет моноспектакль, в котором играет всего одна актриса, которая вспоминает какие-то эпизоды из жизни своей героини. В Новосибирском театре «Старый дом» художник-постановщик Альберт Нестеров сделал свое визуальное решение.

– Насколько известно, идет работа и над телевизионным сериалом по Вашему роману с Чулпан Хаматовой в главной роли...

– Это та актриса, которую я мечтала увидеть в роли Зулейхи. Телеканал «Россия», который снимает восьмисерийный фильм, пригласил именно Чулпан Хаматову. Стопроцентное попадание в образ! В сериале снимаются также Юлия Пересильд, Александр Сирин, Роза Хайруллина, Сергей Маковецкий. Работа выходит на финишную прямую, к концу года телезрители ее увидят.

Мне было интересно посмотреть на съемочный процесс. Под Казанью, там, где сливаются Волга и Кама, на высоком берегу из белого камня вырос поселок. Дома из струганого дерева издали кажутся золотыми – такое было найдено решение. Приехав туда, с одной стороны, я понимала, что иду по съемочной площадке, здесь действуют законы кино: вход в одном месте, выход – в другом. Интерьеры вообще где-то за углом находятся, и все пространство существует «как в кино». Но я чувствовала, что иду по тому поселку Семрук, где моя бабушка провела свое детство. Хотя он совсем по-другому выглядит, это ощущение прикосновения к семейной истории было необычным.

– Когда произведение обретает успех, это, видимо, давит на автора, ведь критики ждут и дальше аналогичной высоты?

– Да, второй роман мне дался тяжелее, тем более что первый так громко прозвучал. Но я со своими страхами справилась, в мае прошлого года вышел роман «Дети мои». Он посвящен судьбе Поволжской немецкой республики. Совсем другой контекст – народные сказки, фольклор, жизнь советских немцев. И плюс – родные мне места: любимая Волга и любимая степь. Главный герой романа – мужчина, учитель немецкого языка. Дедушка мой был учителем немецкого в деревенской школе. Он привил мне любовь к немецкому языку и культуре, я приняла от него эстафету в профессии, хотя педагогом не работала ни дня. Роман посвящен ему.

– Меньше века отделяют современных женщин от Зулейхи. Семейный уклад сильно изменился. Нет прежнего почитания свекрови, беспрекословного подчинения мужу... Это хорошо или плохо?

– Не буду давать оценок. Некоторые вещи глубоко в нас сидят. Заложенное предками, встроенное в человека на генетическом уровне долго хранится. Скажу по себе. Чем старше становлюсь, татарское в себе чувствую больше. Это дарит мне радость.

– Знакомы ли Вы с башкирской литературой? В частности, с книгой «Буренушка» Тансулпан Гариповой? Она рассказывает, что находит образы, совершая определенный ритуал. А как у Вас рождаются герои?

– Нужно много думать и очень глубоко погружаться в контекст. Работает подсознание. Работает ли оно во сне или когда вы ведете машину, моете посуду, с собакой гуляете… вопрос индивидуальный. Но это всегда работа подсознания. Нельзя конструировать героя «холодным» мозгом и составить какое-то событие шахматным или аналитическим рядом. Важно не торопиться и очень глубоко изучить материал. Мой рецепт – максимально глубокое погружение в тему через чтение первоисточников, рассказов очевидцев, посещение музеев, исторических мест, рассматривание вещей, которые люди тогда использовали... В итоге это все дает образы и решения.

– Ваша книга переведена на десятки языков. В чем ее феномен? Ведь история Зулейхи – совершенно российская. Чем она интересна зарубежному читателю?

– Я не могла предположить, что история раскулаченной татарки, которая случилась почти 100 лет назад, будет интересна в Японии, Китае или Америке. Играет роль то, что история это все же не национальная, а общечеловеческая. Мне хотелось написать, с одной стороны, историю о героине, раскулаченной в конкретном году в конкретном месте, а, с другой – о женщине, которая «вылупляется» как личность. Об этом хотелось рассказать без привязки к национальности и историческому периоду. На этих двух пластах пыталась строить и первый, и второй романы. На сочетании конкретики, очень конкретных деталей и общечеловеческого материала интереснее всего работать.

– Как постановку башкирского театра восприняли ваши родные?

– Мои мама и папа специально приезжали в марте прошлого года в Уфу и остались совершенно потрясены спектаклем.

– Можно ли от Вас ожидать нового произведения на тему современности?

– Не возьмусь обещать. Те, кто жил, творил, воевал около ста лет назад, уже там, в истории, такие большие, полусказочные фигуры. А когда пишешь о том, что происходит сейчас, мифологичность уходит. Но понимаю, что театр и кино лучше говорят о современности. Как это сделать в литературе, я пока не знаю.

Специально для журнала

«Панорама Башкортостана»,

Фото Гульназ ГАЛИМУЛЛИНОЙ

и Руслана Гарафутдинова.